В год 115-летия первой русской революции мы продолжаем вспоминать о наших земляках – - участниках тревожных событий тех лет. Сегодня мы расскажем о Дмитрии Емельяновиче Клюшкине, крестьянине из села Паньшино Сызранского уезда. Волей судьбы он был вовлечен в водоворот революционной борьбы. Весной 1904 года до наших мест дошла тревожная новость: «Началась война с Японией». Люди с тревогой смотрели в будущее, ожидая мобилизации. Осенью с очередной партией новобранцев был призван на флот Дмитрий Клюшкин. Дома у него осталась молодая жена Устинья и малолетний сын Мишутка. Так оказался Дмитрий, никогда не уезжавший из родного села, в далеком Севастополе. Сначала его определили кочегаром на броненосец «Екатерина II», а позже перевели на крейсер «Очаков». Служба была тяжелой даже для привычного к физическому труду крестьянина. Особенно трудно было в плаванье, когда зажигали все котлы. У кочегаров особая служба. Они не видят то, что делается наверху, не стреляют в противника. Тем не менее, от того, как они действуют у котлов, зависит исход сражения. Японцы одерживали верх и на море, и на суше. Среди солдат и матросов росло недовольство. Революционное брожение проникало в армию и флот. После выхода царского Манифеста 17 октября 1905 года в Севастополе прошли политические демонстрации. Выступавшие требовали освободить полит. заключенных, но встретили отпор со стороны властей. Манифестацию у тюрьмы расстреляли, погибло 8 человек, несколько десятков было ранено. На защиту протестующих встал капитан II ранга Шмидт Петр Петрович, прославившийся впоследствии как легендарный «лейтенант» Шмидт. Он потребовал наказать виновных в расстреле. Его речь угодила чуть ли не во все российские газеты. Рефреном в ней звучало «клянемся!» - клянемся, что не простим, что не отступим, что пойдем до конца. В Севастополе объявили военное положение. Шмидт был взят под стражу. Арест создал ему репутацию революционера, хотя он не состоял ни в одной партии. Шмидт был единственным офицером русского флота, который примкнул к революции 1905 года. Капитан завоевал чрезвычайную популярность среди матросов. Вскоре под давление масс его отпустили из-под охраны. Тем временем ситуация на флоте продолжала обостряться. 24 ноября 1905 года команда крейсера «Очаков» захватила судно. Поводом к мятежу стала жестокость командира, ставившего на часы матросов с тяжелыми мешками песка на шее, чтоб не заснули. Весь командный состав покинул мятежный корабль, пригрозив, что крейсер расстреляют за военный саботаж. Восставшая команда оказалась заложницей собственной смелости: управлять крейсером никто из матросов не мог – требовалась офицерская квалификация. Матросы с «Очакова» обратились к Шмидту с просьбой возглавить восстание. Для Шмидта это стало неожиданностью, но он дал своё согласие. На мятежном корабле подняли красный флаг. Дмитрию Емельяновичу довелось дважды видеть знаменитого «лейтенанта». Клюшкин вспоминал, что это был невысокий, приветливый, очень подвижный с легкой походкой человек. Выступая перед командой с короткой, но яркой речью, Шмидт говорил о необходимости всеобщего избирательного права, о свободе личности, о праве крестьян на землю. Второй раз кочегар Клюшкин увидел Шмидта, когда тот объезжал эскадру кораблей, призывая их экипажи переходить на сторону восставших. Корабль готовился к сражению. А к Севастополю тем временем стягивались правительственные войска. «Очакову» пришлось обороняться в одиночку, шансов на победу у восставших не было. Все орудия Севастопольского форта били в упор по мятежному кораблю. В то утро Дмитрий Клюшкин проснулся от истошного крика: «Братцы, нас расстреливают!» Выбежав на палубу, увидел, что всё вокруг в огне. На палубе в неестественных позах лежали убитые матросы. Оставшиеся в живых спустили на воду катер, в нем разместилось около 40 человек. Клюшкин сел за носовое весло. Но не успели отойти от крейсера, как одно из орудий форта прямой наводкой накрыло катер. В живых не осталось почти никого. Дмитрию Клюшкину повезло. Он пришёл в себя в морском госпитале, левая нога ампутирована. Полгода Дмитрий Емельянович находился на лечение. К нему часто заходил следователь, допытывался, кто был зачинщиком мятежа на корабле. На его вопросы Клюшкин отвечал всегда одинаково: «В кочегарке нам не до разговоров было». После госпиталя вернулся в родное Паньшино. На руках у него был документ с записью, которая не давала никаких снисхождений от местных властей: «Ранен осколком снаряда … во время стрельбы для усмирения мятежа. Лишен левой ноги, ампутированной в половине бедра». Многое в крестьянском труде инвалиду было недоступно. Стал Дмитрий Емельянович сапожничать в своем селе. Всё изменилось после октябрьской революции 1917 года. Служба на восставшем корабле сделала его сопричастным революционной борьбе. При новой власти Клюшкин был в почете. Он прожил долгую жизнь, до 79 лет работал в колхозе. В последние годы жизни жил у дочери в селе Кашпир. В память о прошлом его удостоили звания «почетный матрос» команды волжского сухогрузного теплохода «Очаков». Каждый раз, когда волжский «Очаков» проходил мимо Сызрани, он издавал протяжный гудок в честь старого очаковца.